Некоторое время назад я всецело ощутил необходимость определенной смены в смыслах и целях своих путешествий. Если раньше для меня была вполне очевидна потребность в прикосновении к культуре страны, и особенно ее проявлениях в виде архитектурных и религиозных традиций прошлого, то по прошествии некоторого времени и осознании увиденного, я больше сосредоточился на созерцании природы. Вот с такими мыслями я и отправился в большое путешествие по Архангельской области в конце июля 2015-го года.
Только начав путешествие, мы уже погружались в созерцание проплывающих окрестностей под мерное урчание дизеля. Погода была пасмурной и дождливой, но это никак не влияло на отличное настроение. Я давно заметил, что любая погода за окном одинаково гармонично вплетается в медитативный ритм восприятия проплывающего мимо пространства. Стоит только сесть за руль, и ты отключаешься от массы разнообразных условностей – постоянных спутников повседневности. Уходят в сторону мысли и переживания о чем-то, казалось бы, важном и существенном. И ты вдруг понимаешь, что все куда проще. И счастье где-то совсем рядом. Стоит лишь протянуть руку и завести мотор…
Путь наш лежал по сугубо второстепенным региональным дорогам. И ночевка на лугу, пропитанном влагой вечерней росы на опушке леса, где-то между Череповцом и Кирилловым. Ничем не примечательное место. Просто повернули три раза с основной дороги. Но в лицо сразу ударили густые запахи летних трав. И стало хорошо и уютно в этом ночном мире под темными облаками. Ночной отдых в таких местах всегда получается максимально полноценным. Высыпаешься за меньшее время.
После Каргополя мы заехали к одинокой шатровой церкви в Красной Ляге. От поселения не осталось уже совсем ничего. Мимо идет лесовозный тракт. Людей поблизости нет. А здание церкви силами приезжих волонтеров законсервировано и отреставрирован местами декор и кровля. Но еще более пронзительно выглядит шедевр деревянного зодчества - Вознесенская церковь в Пияле. Это вполне жилая деревня на берегу реки Онеги. И стоит эта деревянная красота как будто мираж из другого времени, который никто не замечает. И этот символ ослепительной красоты из прошлого приравнен в обиходе сегодняшнего жителя к окружающему пейзажу из ржавых остатков какой-то техники, времен неудавшейся индустриализации.
Ночевали на кристально чистой реке, неподалеку от дороги Плесецк – Онега. Съезд и сама дорожка вдоль воды была не для легковых. Да и места не очень густонаселенные. Так что мусора на стоянке было не много, мы с ним оперативно справились. К вечеру распогодилось, дождь прекратился и выглянуло вечернее солнце. А ночью вспыхнули редкие звезды на не угасающем зареве между закатом и восходом. Ведь это север, тут и в начале августа еще белые ночи. Над водой поползли языки ночного тумана, стихли птицы. И все вокруг наполнилось уютом и запахами скоротечного лета. Только всплески молодых хариусов и плывущие по небу клочки облаков выдавали течение времени в окружающем пространстве.
А на следующий день был город Онега, яркое солнце и отлив в Белом море. И вот, в Онеге рация ожила дальними разговорами о процессе преодоления первых внедорожных сложностей на пути в поселок Пурнема, что на Онежском полуострове. Под впечатлением обрывков азартного общения в головной колонне мы даже решили немного срезать к ним путь, уйдя с грейдера на Северодвинск под указатель к Нижмозеру. Но километров через пять и после первого включения блокировок стало понятно, что на горизонте появляются все шансы заночевать в этой колее. Вдали от друзей и заветного берега моря. Так начинался старый зимник на Онежский полуостров. Так что развернулись без особого сожаления. И через час уже были в дружеских объятиях, уже успевших изрядно поколбаситься, друзей. За время, пока мы ехали от Онеги, разведуя бестолковую срезку и ехали 50 км по технологическому лесовозному грейдеру вглубь полуострова, ребята успели проехать всего метров двести спецучастка. Так что не опоздали. Потом был бессмысленный и беспощадный этап залихватского ночного прохвата через заболоченный лес, в конце которого был песчаный пляж, рассвет и штиль на море. И друзья, и радость общения со всеми отягчающими обстоятельствами по такому случаю. А потом была дневка. И все то же самое, что и описанным утром ранее. Только ехать никуда и рубиться было не нужно. Чем мы здорово упростили задачу по опустошению тары с разнообразными припасами. Благо погода баловала настоящим летним солнечным днем, что способствовало даже купанию в суровых северных водах. А вечером был очень красивый костер с видом на прилив.
К утру лето выключается. Вместо него включаются облака и привычный дождь. Но нам и так пора ехать дальше – к концу дня нужно быть в Архангельске. Ненадолго заезжаем в Пурнему пополнить запасы питьевой воды и посмотреть остатки двух деревянных церквей.
Ехать сложные участки в светлое время существенно продуктивнее, чем в темноте. Простая истина, которую почему-то регулярно случается вновь и вновь проверять на практике. Лебедку разматывали в три раза меньше. Обратно на твердую дорогу выехали в два раза быстрее. Когда угомонимся с ночными подвигами? Не известно.
Грейдер на Северодвинск был в приличном состоянии. Так что все достаточно оперативно домчали до Архангельска. Как раз созрела необходимость воспользоваться благами цивилизации. Кто-то начал чинить колеса, кто-то мыть свои любимые транспортные средства. А кто-то пополнять запасы провизии. Уже затемно выехали в сторону Пинеги. Ночевали на берегу Северной Двины у ржавого речного баркаса, предвкушая предстоящий морской этап.
Следующий день весь был посвящен перегону на Мезень, до Кимжи. Кстати, там весьма позитивные сдвиги в реставрации одигитриевской церкви. Сруб и крыша уже готовы.
Но окон нет, все в лесах. Сама же Кимжа - просто живой и естественный музей, чудом доживший до наших дней. Потрясающее место, сохраняющееся вот уже столько времени не без помощи местных жителей.
Но перед созерцательным мезенским этапом у нас был запланирован самый главный – мы решили разбавить нашу сухопутную жизнь морским приключением! За что выражаю искреннюю благодарность нашему другу и товарищу по различным путешествиям Юрию Бегову. Это он самоотверженно вел сепаратные переговоры с нашим капитаном – Александром Коткиным. Который любезно согласился доставить нашу неспокойную умом и душой компанию в поселок Шойна. А нам туда было надо. Зачем именно – история умалчивает. Но мы четко знали, что нам всем обязательно нужно попасть в это место на полуострове Канин. Нас не остановили ни умопомрачительная сумма, которую запросил за трансфер капитан. Ни оказавшийся старым и дряхлым речной катер, совершенно не приспособленный к морским походам. Ни то, что нам предстояло в жуткой тесноте провести на борту всю следующую неделю. Сомнений не возникло ни у кого. Дух коллективного безрассудства завладел нами основательно и без всяких задних мыслей мы полностью погрузились в решение непростой задачи по размещению всего необходимого походного скарба на борту. Места было катастрофически мало. Многое пришлось оставить в машинах. Но вот пазл собран и все девять человек имеют сидячие места. К этому моменту пришла вода вечернего прилива. Нам пора отчаливать. Воодушевленные началом самого главного и загадочного этапа нашего путешествия все принялись усердно отмечать произошедшее. Вскоре мы уже представляли, как весело и увлекательно проведем все следующие дни. Как под мерный стук дизеля мирные воды Белого моря принесут нас таких веселых и добрых в вожделенную Шойну. Как мы там будем гулять по пескам этой самой северной в мире песчаной пустыни и нежиться под ласковым августовским солнцем… Через два часа мы причалили на полузаброшенном порту поселка Каменка, что практически напротив города Мезень. Прошли мы всего меньше десяти километров. Крепкий встречный ветер и приливное течение пересилили наш дизель. Капитан объявил отбой. Швартуемся к старому танкеру и ложимся спать. Точнее мы с Олей ложимся на освободившиеся лавки – это был приятный бонус дежурства по кухне и быту наших суровых экспедиционеров. Ребятам же пришлось ставить палатки прямо на гулкой стальной палубе этого сооружения до сих пор можно наблюдать. Рядом на берегу немым укором стоит и памятник жертвам интервенции в 1918-1920 годах.
Потом пришла вода и вместе с нею долгое плавание до устья реки. А потом началось Море. Это почувствовали все и сразу по тому, как нещадно начало швырять по волнам наше плавсредство. Шторма никакого при этом не было. Просто катер наш имел такие размеры, которые позволяли ему прекрасно целиком помещаться между волн. Качка была и продольная, и поперечная, и все мыслимые варианты их комбинации. В этом безусловно есть что-то магическое. Но что именно подумать уже получалось плохо, так как на первый план начал выходить не тренированный вестибулярный аппарат у половины экипажа. Вторая же половина переживала за первую. И только Коткин был явно в своей стихии. Бодрым и веселым голосом он нам рассказывал истории, как вот тут он разбил один свой катер. А вон там чудом выжил, не сгинув в морской пучине, и затем выбирался до цивилизации 50 километров по болотам. При ближайшем танкера. За ночь вода ушла, катер лег на дно и накренился. До устья Мезени было 50 километров.
С рассветом я вылез на улицу с целью разведать обстановку и прогуляться вокруг столь необычного места. Порт располагается рядом с бывшим когда-то одним из самых мощных в стране деревообрабатывающих предприятий. По всей Мезени валили лес. Леса сплавлялось очень много и для того, чтобы его значимую часть использовать, выловив из реки, было построено очень интересное инженерное сооружение – специальный двухэтажный деревянный конвейер. На каждом этаже имелось по три желоба, внизу каждого из которых перемещалась цепь с крючьями. И люди, стоя в воде, баграми направляли бревна к этому конвейеру, который переносил выловленный лес метров на триста от берега, в затон к самому комбинату. Заброшенные остатки рассмотрении выяснилось, что судно чинилось и обслуживалось исключительно с помощью одной универсальной запчасти – проволоки, разного калибра и изначальной кривизны. При помощи нее тут были закреплены часы на стене, и притянут шланг подачи забортной воды к помпе двигателя.
Стоять вахту капитан почему-то доверил именно мне и, уходя спать, велел держать штурвал по треку в его старом ручном Гармине. Рулится эта посудина чертовски скверно, так как волны регулярно пытаются развернуть нас поперек хода. Но иногда несколько минут получалось пройти без подруливания. Через несколько часов хода ветер плавно усилился и стал для нас практически встречным. Скорость упала до 4-5 километров в час и волны начали закидывать воду на верхнюю палубу и ветровое стекло. Никакого стеклоочистителя предусмотрено, конечно же, не было. Да и сама палуба герметичностью не отличалась, так что на сидевших в передней части регулярно капало. Видимость из рубки катера и так была плохая, а с залитыми стеклами пропала окончательно. И тут опустился туман. Обычно на суше это явление сопровождается полнейшим отсутствием ветра. Здесь же, на море, туман прекрасно соседствует с сильными шквалами, как оказалось. Почуяв неладное, Коткин проснулся и принял решение уходить к берегу переждать ненастье в единственной, по его словам, безопасной бухте у мыса Конушин Нос. Мы сменились и в следующий момент из мглы перед нами резко показались камни берега и набегающие с ревом на них волны. Каким-то чудом капитал успел выкрутить до упора штурвал и дать газу, прежде чем волны и ветер разметали нас всех по прибрежным камням. Коткин шепотом сказал, что спаслись чудом.
Потом был отлив, катер, лежащий на морском дне и попытка Саши и Юры прогуляться по колено в няше. И ночевка в полуобморочном состоянии в самых нелепых позах. А утром пришла вода и вместе с ней понимание, что ветер только усилился. И что дальше идти на север у нас шансов нет. Коткин предлагает зайти в реку Шомохшу и переждать там, высадившись на берег. Мы соглашаемся. Решение оказалось очень правильным, так как после высадки ветер еще усилился, устроив из прибрежного песка поземку, практически как зимой из снега. Палатки гнуло к земле и нещадно трепало. Песок был везде – и в еде, и в одежде и в глазах. Но потом был потрясающей красоты закат в заполярной тундре полуострова Канин. И жаркий костер из просоленного годами топляка вынесенного штормами на этот неприветливый берег. Температура немного выше нуля. Дыхание северного океана чувствовалось сейчас даже сильнее, чем зимой на берегу Карского моря. Но сейчас же разгар лета. На улице только в шапке и теплой куртке. На таком ветру даже готовка давалась нелегко. Но женская половина нашей команды доблестно справлялась с этой задачей. Нам же оставалось только подтаскивать все новые и новые партии истертых волнами старинных стволов деревьев, остатков каких-то построек и деревянных лодок к костру. В отлив ходили гулять в море. Если идти не торопясь, то как раз получается двигаться со скоростью уходящей воды. А уходит она от берега в этих местах километра на два. Вообще же считается, что амплитуда приливов и отливов у подножия полуострова Канин самая высокая во всем северном полушарии нашей планеты и доходит иногда до 12-и метров. Еще очень интересно рассматривать обрывистый и подмываемый морем берег тундры. В нем постоянно происходит движение: что-то падает, капает и пахнет. Из глубины торчат какие-то доисторические деревяшки и вообще по всем признакам заметно, что все это когда-то было во власти вечной мерзлоты. Но вот потеплело, пришло море и все ожило. А на верху, в тундре, растет морошка невиданных размеров, удивительно душистая и вкусная. Еще эти места интересны тем, что здесь самое узкое место полуострова и в старину неподалеку был волоковый путь из Белого моря в Чёшскую губу Баренцева моря. По рекам Чижа и Чёша. Это здорово сокращало путь. Но это немного южнее от места нашей стоянки. Места ведь фантастической красоты! И сюда летят весной с юга те самые гуси. Они знают толк в прекрасном. Мы тут прожили два дня и три ночи.
Времени на поход дальше по намеченному маршруту уже не оставалось, ветер все так же не унимался. Да и никто уже не горел желанием продлевать этот укачивающий аттракцион. В борьбе за жизнь мы вновь вышли в море. Это получилось далеко не сразу. Приливы и отливы очень быстро и до неузнаваемости меняют фарватеры впадающих в море рек. Так что нам приходилось буксовать, газовать и активно маневрировать, чтобы выбраться из мелей, в которые мы регулярно причаливали по пути к открытой воде. По дороге помпа наелась ила со дна и двигатель начал перегреваться. Пришлось разбирать шланги подачи, проливать их из чайника и ртом продувать образовавшуюся пробку. Проволока опять нас спасла. Ледяной ветер не ослабевал, но на этот раз он был для нас практически попутным, так что судно наше разогналось до немыслимых 15-и километров в час! Правда в моменты, когда мы оказывались внизу между волн, скорость падала практически до нуля. И волны, вздымаясь вверх, практически полностью перекрывали собой линию горизонта. Капитан снова отправился спать и большую часть времени я опять стоял на вахте. Было не по себе, когда очередная высокая волна била в скрипящий корпус нашего катера. Кажется, он может запросто развалиться на части под натиском стихии. Но поделать ты с этим ничего не можешь, и только все внутри сжимается от неизбежного удара приближающегося вала. В эти моменты было заметно спокойнее находиться внизу, в каюте, не видя происходящего за бортом. Обратно в Мезень мы дошли за 11 часов. Причалили к стоянке паромных барж и заночевали на одной из них, поставив палатки прямо на палубе. Пускай, что криво. Зато не качает! И тут же, на этой палубе ржавой баржи мы от всей души искренне поздравили друг друга с тем, что остались живы. Серьезное ощущение. Пережить которое я бы, пожалуй, не желал кому-нибудь другому. Уехали не оглядываясь. Прощай, суровое Белое море и его суровые обитатели.
Потом был прощальный вечер на песке разлива реки уже там, куда не доставала могучая сила океана с его приливами и отливами. Настоящий туман в неподвижном воздухе и большие деревья, по которым мы все успели соскучиться. И опять вернулся ночной уют в окружающей природе, так привычной для жителя средней полосы. Аня и Юра с Юлей утром уехали в сторону дома. А нам тремя машинами посчастливилось продолжить путь дальше, вверх по течению и по совместительству на юг. У всех было превосходное настроение от осознания того, что мы опять имеем под собой неподвижную точку опоры, от которой есть возможность с завидным постоянством отталкиваться колесами.
За окном проплывали старинные деревни с исполинских размеров домами, вселявшими мысль о том, какой могучей и активной была тут жизнь когда-то раньше. Без электричества, без линий связи и авиации. У людей тут живущих был стимул проявлять такую колоссальную активность. Большие семьи, громадные хозяйства. При помощи одних только рук и лошадей массово создавались и архитектурные шедевры деревянного зодчества. После умиротворяющих своим спокойствием вод и берегов реки Мезени мы заехали в целый брошенный город Верхнемезенск.
Потом уже после заезда в Усогорск (кстати, это построенный тогда же и теми же строителями город, что и Верхнемезенск, но вполне живой и обитаемый), у нас был последний отрезок маршрута, проходящий по старым бетонкам, которые так же были построены болгарами. Это была единственная дорога через границу республики Коми и Архангельской области, по которой можно было круглогодично попасть в этот край рек и лесов. Но, к сожалению, приходится констатировать наличие этой дороги в прошедшем времени.
